Неточные совпадения
Варенька стояла в дверях, переодетая в
желтое ситцевое
платье, с повязанным на голове белым платком.
К столу Лидии подошла пожилая женщина в черном
платье, с маленькой головой и остроносым лицом, взяла в руки
желтую библию и неожиданно густым, сумрачным голосом возгласила...
Три пары танцевали неприятно манерный танец, близко к Марине вышагивал, как петух, косоглазый, кривоногий человечек, украшенный множеством орденов и мертвенно неподвижной улыбкой на
желтом лице, — каждый раз, когда он приближался к стулу Марины, она брезгливо отклонялась и подбирала подол
платья.
Марина встретила его, как всегда, спокойно и доброжелательно. Она что-то писала, сидя за столом, перед нею стоял стеклянный кувшин с жидкостью мутно-желтого цвета и со льдом. В простом
платье, белом, из батиста, она казалась не такой рослой и пышной.
Она стояла, прислонясь спиною к тонкому стволу березы, и толкала его плечом, с полуголых ветвей медленно падали
желтые листья, Лидия втаптывала их в землю, смахивая пальцами непривычные слезы со щек, и было что-то брезгливое в быстрых движениях ее загоревшей руки. Лицо ее тоже загорело до цвета бронзы, тоненькую, стройную фигурку красиво облегало синее
платье, обшитое красной тесьмой, в ней было что-то необычное, удивительное, как в девочках цирка.
Марья Егоровна разрядилась в шелковое
платье, в кружевную мантилью, надела
желтые перчатки, взяла веер — и так кокетливо и хорошо оделась, что сама смотрела невестой.
Да и все в ней отзывалось какой-то желтизной: кожа на лице и руках походила на пергамент; темненькое
платье ее от ветхости тоже совсем
пожелтело, а один ноготь, на указательном пальце правой руки, не знаю почему, был залеплен
желтым воском тщательно и аккуратно.
Вдруг из дверей явились, один за другим, двенадцать слуг, по числу гостей; каждый нес обеими руками чашку с чаем, но без блюдечка. Подойдя к гостю, слуга ловко падал на колени, кланялся, ставил чашку на пол, за неимением столов и никакой мебели в комнатах, вставал, кланялся и уходил. Ужасно неловко было тянуться со стула к полу в нашем
платье. Я протягивал то одну, то другую руку и насилу достал. Чай отличный, как
желтый китайский. Он густ, крепок и ароматен, только без сахару.
И когда Маслова представила себе себя в ярко-желтом шелковом
платье с черной бархатной отделкой — декольте, она не могла устоять и отдала паспорт.
Ему показалось даже, что девушка немного отодвинулась от него и как-то особенно посмотрела в дальний конец аллеи, где ярким пятном
желтело канареечное
платье приближавшейся Верочки.
Войдя к Лизе, он застал ее полулежащею в ее прежнем кресле, в котором ее возили, когда она еще не могла ходить. Она не тронулась к нему навстречу, но зоркий, острый ее взгляд так и впился в него. Взгляд был несколько воспаленный, лицо бледно-желтое. Алеша изумился тому, как она изменилась в три дня, даже похудела. Она не протянула ему руки. Он сам притронулся к ее тонким, длинным пальчикам, неподвижно лежавшим на ее
платье, затем молча сел против нее.
Савастьяновна уходит; следом за ней является Мутовкина. Она гораздо представительнее своей предшественницы; одета в
платье из настоящего терно, на голове тюлевый чепчик с
желтыми шелковыми лентами, на плечах новый драдедамовый платок. Памятуя старинную связь, Мутовкина не церемонится с матушкой и говорит ей «ты».
Цвет смугло-желтый, пергаментный, глаза узкие, черты крупные; невьющиеся жесткие волосы висят через лицо патлами, точно солома на старом сарае,
платье неопрятное, безобразное, и при всем том — необыкновенная худощавость и старческое выражение.
Во всех домах отворенные окна ярко освещены, а перед подъездами горят висячие фонари. Обеим девушкам отчетливо видна внутренность залы в заведении Софьи Васильевны, что напротив:
желтый блестящий паркет, темно-вишневые драпри на дверях, перехваченные шнурами, конец черного рояля, трюмо в золоченой раме и то мелькающие в окнах, то скрывающиеся женские фигуры в пышных
платьях и их отражения в зеркалах. Резное крыльцо Треппеля, направо, ярко озарено голубоватым электрическим светом из большого матового шара.
Она величественна в своем черном
платье, с
желтым дряблым лицом, с темными мешками под глазами, с тремя висящими дрожащими подбородками. Девицы, как провинившиеся пансионерки, чинно рассаживаются по стульям вдоль стен, кроме Жени, которая продолжает созерцать себя во всех зеркалах. Еще два извозчика подъезжают напротив, к дому Софьи Васильевны. Яма начинает оживляться. Наконец еще одна пролетка грохочет по мостовой, и шум ее сразу обрывается у подъезда Анны Марковны.
Княгиня с дочерью явилась за полчаса до обеда; старуха сверх зеленого, уже знакомого мне
платья накинула
желтую шаль и надела старомодный чепец с лентами огненного цвета.
Изнуренные лица, вялые движения и общий убитый вид сразу выделял их из общей массы, точно они сейчас только были откопаны откуда-то из-под земли и не успели еще отмыть прильнувшей к телу и
платью желтой вязкой глины.
Исключение представляет m-me Сарматова в своем зелено-желтом
платье и Луша; для них приготовлены лошади под дамским седлом.
Около полудня явилась дама в черном
платье, высокая и стройная. Когда мать отперла ей дверь, она бросила на пол маленький
желтый чемодан и, быстро схватив руку Власовой, спросила...
— Садись рядом! — сказал Сизов, подвигаясь на лавке. Послушно села, оправила
платье, взглянула вокруг. Перед глазами у нее слитно поплыли какие-то зеленые и малиновые полосы, пятна, засверкали тонкие
желтые нити.
Но она уже вышла. Была в коротком, старинном ярко-желтом
платье, черной шляпе, черных чулках.
Платье легкого шелка — мне было ясно видно: чулки очень длинные, гораздо выше колен, и открытая шея, тень между…
Я обернулся. Она была в легком, шафранно-желтом, древнего образца
платье. Это было в тысячу раз злее, чем если бы она была без всего. Две острые точки — сквозь тонкую ткань, тлеющие розовым — два угля сквозь пепел. Два нежно-круглых колена…
Почти каждый день к крыльцу ее квартиры черный солдат Тюфяев подводил тонконогого рыжего коня, дама выходила на крыльцо в длинном, стального цвета, бархатном
платье, в белых перчатках с раструбами, в
желтых сапогах.
Костюм для гейши Людмила смастерила сама по ярлыку от корилопсиса:
платье желтого шелка на красном атласе, длинное и широкое; на
платье шитый пестрый узор, крупные цветы причудливых очертаний.
Она проворно выбежала из гостиной, шелестя светло-желтым
платьем, за дверью схватила Мишу за плечо, добежала с ним до его горницы и там, стоя у двери, запыхавшись от бега и от подавленного смеха, сказала срывающимся голосом...
На ней было пестрое
платье из зеленых и
желтых лоскутьев; во все стороны торчали натыканные повсюду колосья.
Мне не хотелось упоминать о Дэзи, но выхода не было. Я рассказал о ее шутке и о второй встрече с совершенно таким же,
желтым, отделанным коричневой бахромой
платьем, то есть с самой Биче. Я сказал еще, что лишь благодаря такому настойчивому повторению одного и того же костюма я подошел к ней с полной уверенностью.
Я оглянулся и заметил
желтое шелковое
платье с коричневой бахромой.
По крайней мере, это была ее фигура, ее
желтое с бахромой
платье.
У Губарева была привычка постоянно расхаживать взад и вперед, то и дело подергивая и почесывая бороду концами длинных и твердых ногтей. Кроме Губарева, в комнате находилась еще одна дама в шелковом поношенном
платье, лет пятидесяти, с чрезвычайно подвижным, как лимон
желтым лицом, черными волосиками на верхней губе и быстрыми, словно выскочить готовыми глазами, да еще какой-то плотный человек сидел, сгорбившись, в уголку.
Лунёв украдкой рассматривал её лицо, резко отличное от всех женских лиц, которые он видел до сей поры, её коричневое
платье, очень поношенное, её башмаки с заплатками и
жёлтую соломенную шляпу.
На мокром полу «холодной», разметав руки и закрыв глаза, лежала женщина в вылинявшем зеленом шерстяном
платье… Набеленное, испитое лицо ее было избито. Смотритель взглянул на
желтую бумажку, которую ему подал городовой.
Она даже не раз обращала внимание ктитора на подтаивавшие мелкие свечи
желтого воска, которые ставили к кануну за упокой князя крестьяне, а потом сама после панихиды скушала первую ложку кутьи и положила одно зерно с нее в ротик сына, которого держала на руках нянька, одетая в черное траурное
платье.
Этот почет немало стеснял бедную женщину, вечно жавшуюся на кресле или на диване в своем малиновом гро-гро
платье и
желтой французской шали с голубою башнею на спине и каймою городов по окраине.
Лошадью правили босоногие мальчишки-подростки, а на одной таратайке кучером сидела курносая рябая девка в красном
платье и в
желтом, высоко подтыканном сарафане.
Сколько чепцов! сколько
платьев! красных,
желтых, кофейных, зеленых, синих, новых, перелицованных, перекроенных; платков, лент, ридикулей!
Перед ним, за низкой стеной, грубо сложенной из больших
желтых камней, расстилается вверх виноградник. Девушка в легком голубом
платье ходит между рядами лоз, нагибается над чем-то внизу и опять выпрямляется и поет. Рыжие волосы ее горят на солнце.
Опять
желтая четвероместная карета с важами, наполненными дамскими туалетами и нашим
платьем, подъезжает шестериком под крыльцо, дверцы отворяются, подножка в четыре ступеньки со стуком подставляет свои коврики, и мы занимаем надлежащие места; повар Афанасий садится с кучером на козлы, а проворный камердинер Иван Никифоров, крикнув: «Пошел!» — на ходу вскакивает на запятки и усаживается в крытой сиделке.
У правой стены гостиной стояли обо дочери Харлова, разодетые по-воскресному: Анна в зелено-лиловом, двуличневом
платье с
желтым шелковым поясом...
Варваре сшили коричневое
платье с черными кружевами и со стеклярусом, а Аксинье — светло-зеленое, с
желтой грудью и со шлейфом.
То
платье знаете, что при дамах неприлично называть — красного сукна, широкое; пояса блестят, точно кованые; за поясом, на золотой или серебряной цепочке — нож с богатою оправою; сапоги сафьяна красного,
желтого или зеленого; а кто пощеголеватее, так и на высоких подковах; волоса красиво подбриты в кружок, усы приглаженные, опрятные, как называли тогда — «чепурные».
Являлся механик Павел Солнцев, чахоточный человек лет тридцати. Левый бок у него был перебит в драке, лицо,
желтое и острое, как у лисицы, кривилось в ехидную улыбку. Тонкие губы открывали два ряда черных, разрушенных болезнью зубов, лохмотья на его узких и костлявых плечах болтались, как на вешалке. Его прозвали Объедок. Он промышлял торговлей мочальными щетками собственной фабрикации и вениками из какой-то особенной травы, очень удобными для чистки
платья.
Приходская церковь была в шести верстах, в Косогорове, и в ней бывали только по нужде, когда нужно было крестить, венчаться или отпевать; молиться же ходили за реку. В праздники, в хорошую погоду, девушки наряжались и уходили толпой к обедне, и было весело смотреть, как они в своих красных,
желтых и зеленых
платьях шли через луг; в дурную же погоду все сидели дома. Говели в приходе. С тех, кто в Великом посту не успевал отговеться, батюшка на Святой, обходя с крестом избы, брал по 15 копеек.
Собрались женщины и стали выть над нею, как собаки, охваченные тоской и ужасом. А она, ускоряя движения и отпихивая протянутые руки, порывисто кружилась на трех аршинах пространства, задыхалась и бормотала что-то. Понемногу резкими короткими движениями она разорвала на себе
платье, и верхняя часть туловища оголилась,
желтая, худая, с отвислыми, болтающимися грудями. И завыла она страшным тягучим воем, повторяя, бесконечно растягивая одни и те же слова...
Она встала, — и кинжал блестел в ее опущенной, обнаженной руке, на складках ее зеленовато-желтого
платья.
Старичок был точно такой, каким я воображал его: маленький, худенький, со сморщенным посинелым лицом, жиденькой бородкой, острым носиком и съеденными
желтыми зубами. Шапка на нем была ямская, совершенно новая, но полушубчишка, истертый, испачканный дегтем и прорванный на плече и полах, не закрывал колен и посконного нижнего
платья, всунутого в огромные валяные сапоги. Сам он весь сгорбился, сморщился и, дрожа лицом и коленами, копошился около саней, видимо, стараясь согреться.
Одета она была в белое кисейное
платье, сквозь которое сильно просвечивали тощие,
желтые плечи.
Во дворе встретилась ему шедшая в больницу Надежда Осиповна, девица лет двадцати семи, с бледно-желтым лицом и с распущенными волосами. Ее розовое ситцевое
платье было сильно стянуто в подоле, и от этого шаги ее были очень мелки и часты. Она шуршала
платьем, подергивала плечами в такт каждому своему шагу и покачивала головой так, как будто напевала мысленно что-то веселенькое.
Вся усадьба вообще, а хоромы Строгановых в особенности имели необычайно праздничный вид. Двор был усыпан
желтым песком, тяжелые дубовые ворота отворены настежь, как бы выражая эмблему раскрытых объятий. По двору сновал народ, мужчины и женщины, в ярких праздничных
платьях.
Сама хозяйка — высокая, худая старуха, лет около шестидесяти, с белыми, как лунь, волосами, причудливые букли которых спускались на виски из-под никогда не покидавшего голову Ольги Николаевны черного кружевного чепца с
желтыми муаровыми лентами, одетая всегда в темного цвета
платье из легкой или тяжелой материи, смотря по сезону — производила впечатление добродушной и сердечной московской аристократки, тип, сохранившийся в сановных старушках Белокаменной и до сего дня.